* * *

— Сегодня у нас под замком сама Ото-химе, — кардинал наклонился к экрану, лишившись от этого важности и внушительности. Нос разросся до клоунского шарика, глаза превратились в оловяные монеты. Акаги даже несколько подалась от консоли назад — хотя и понимала, что из экрана «гестапо Ватикана» не вылезет.

Кардинал отодвинулся, сложил руки перед собой на столике. Прижмурился:

— Мы предложили ей человека, виновного в разрушении Роанапура и покушении на Балалайку. Автора операции. Да вы его знаете. Как он сам любил представляться: Бонд. Джеймс Бонд. Помните?

Акаги припомнила рослого чиновника — ну да, ЦРУ ведь по сути обычная государственная служба — с которым плыла из самого Рима. Не то, чтобы он был так уж симпатичен — со всех точек зрения — но, хотя бы, отвращения не вызывал. Обидно разочаровываться в людях, прах побери!

Кардинал-камерленго улыбнулся:

— В интригах не вам тягаться с римским престолом. У нас опыт столетий! Сидят оба рядом, под следствием Конгрегации.

— Так вот почему в Тихом Океане непривычное спокойствие. Но в Атлантике все по-прежнему плохо. Там-то на императорские замашки Пенсаколы клали с прибором… И что же потом?

— Потом она этого Бонда порвет в клочья. Мы их для того рядом и посадили. Она же монструм фуриозус. Ничего личного, — кардинал улыбнулся так, что экран Акаги не разбила чудом.

— Просто ЦРУ мы тоже не сильно любим. Пусть пиндосы помаются пока приземленными проблемами. А ее мы кротко, без пролития крови — в монастырь. Искупать созидательным трудом.

Собеседник встал, прошелся перед монитором связи взад-вперед — и Акаги рассмотрела на заднем плане маленькую болезненно-чистую комнатку. Жилище подвижника — или, того хуже, фанатика.

Кардинал почесал бровь. «Совсем, как человек», — подумала доктор Акаги; потом ужаснулась уже собственной формулировке. Нечеловек здесь она. Во-первых, корабль Тумана — пусть и земнорожденный. Во-вторых, эти самые католики женщину человеком не считали. «Сосуд греха» — вот ее полочка, вот ее место в мире, который сейчас выстраивают святые подвижники во главе сотен тысяч уже обычных фанатиков.

Начальник «гестапо Ватикана» пожал плечами — в белых стенах кельи крылатка полыхнула зарницей:

— Ведь она с нуля выстроила цивилизацию. Мир. Биоценоз. Правда, при этом уничтожила предыдущий биоценоз, поломала едва установившийся мир после войны Тумана, и самую малость не перебила хребет человеческой цивилизации. Дело величайшее, но не на добро умудрил ее Создатель. И потому пропало оно втуне, — кардинал уверенно поглядел на экран:

— Но мы это исправим. В искуплении мы профессионалы. В милосердии тоже.

— Напомните, как называются профессионалы в любви?

Кардинал откровенно засмеялся:

— Любовь не вздохи под скамейкой. И не вампиры при луне!

Каноник подошел вплотную — комнаты его на экране Рицко больше не видела. Весь экран заполнила огненная мантия, как на взгляд Акаги, чересчур яркая для смиренного служителя божия. Из мантии печеным яблоком торчало лицо, да белыми лепестками — ухоженные старческие кисти.

— Сказано же у Честертона, не помню уже, где именно: «В прежнее время грифон не был обыденным и смешным, не был он и непременно злым. Грифон был связан не со злом, а с добром; от этого его боялись не меньше. Добродетель не была тихой и безобидной, она сотрясала мир, повергала ниц и требовала у Бога пищу себе!»

Договорив сентенцию, кардинал недоуменно поднял обе руки к середине груди. Отшатнулся — а потом и вовсе упал. За его спиной открылся молодой священник; Акаги добрую минуту не могла отыскать его даже в новой своей нечеловеческой памяти. Молодой человек за это время успел вытереть об алую мантию кардинала длинный прямой кинжал. Закончив, парень убрал оружие в богато украшенные ножны — чуть ли не с музейной биркой — и посмотрел на экран:

— Кстати, о терминологии. Вам, как ученому, может быть интересно. Вот — «мизерикорд», — парень поднял ножны, — и есть «кинжал милосердия». Доктор Акаги… Если она и правда доберется до вас..

— Что?!

— Так вы даже не знаете, что она сбежала?

Папа Римский, внезапно сообразила Рицко. Епископ римский. Слуга слуг божьих… Не хотелось бы узнать, какие у бога водятся дворецкие, кравчие, и другие — старшие — слуги. С другой стороны, при таком-то первосвященнике за веру можно не переживать.

Убийца думал о другом:

— Доктор Акаги, шантажировать меня бесполезно. Если даже вы записали все происходящее — после триумфа киностудии Тумана вам никто не поверит. Скажут, что всех играли ваши же русалки. Я позабочусь. Престол немедленно издаст обращение, что-де кардинал погиб на посту от коронарной недостаточности. Острой, — изящная твердая рука шлепнула по ножнам, — и коварный Туман, враг рода человеческого, тотчас воспользовался этим в своих гнусных манипуляторских… И так далее, и тому подобное.

Или вас беспокоит моральная сторона дела? Что ж, если мы обманули миллионы искренних верующих по всей Земле — почему не обмануть недоброго старика, выжившего из ума? Или вам понравятся крестоносцы с термоядом? Он уже навербовал полста тысяч сволочи, мне сейчас надо куда-то их пристроить, минимизировать ущерб, так сказать…

Акаги не отвечала, но беловолосый ее и не слушал. Присев к убитому, парень провел рукой по лицу кардинала — лицо уже отекло к полу, заострив нос и неприятно провалив щеки.

— Он любил классическую музыку и довольно хорошо понимал фрески. Он же когда-то был реставратором из лучших… И вообще, неплохим человеком. Но, вступив на доску, он сделался фигурой. Пусть и важной, не менее ферзя. Только на поле имеют значение лишь две вещи. Первое — насколько быстро ты убираешь с доски другие фигуры. И второе — насколько ты ловок в защите, чтобы не убрали тебя.

Мужчина поднялся легким движением, совершенно не сочетающимся с длинным подолом, седыми волосами, скорбной скобкой губ.

— Сколько вам лет?

— За эти полгода я постарел приблизительно на порядок. Доктор Акаги… Акаги-сан, так правильно? Я ведь просто по должности обязан иметь представление о наличии бога. Они все… Все смотрят на меня. И ждут. Но у меня нет ничего, кроме веры. Мне просто нечего им дать.

И я понимаю… Понимаю князя Дандоло. Заменить веру знанием — достаточно сильный соблазн, и к тому же очень простой. Он хотел знать. Знать как можно точнее. А мы не наука, мы — вера, это диаметрально противоположные вещи. Его долг и обязанность были не докапываться — верить.

— Я думаю о другом, — Рицко побарабанила пальцами по краешку стола. — Тюрьма без кнут-вируса туманника не удержит. А ключ к вирусу, как я понимаю, ей сдал Джеймс. Ему же вшивали управление в рамках той программы «Соленый Берег», еще